В этом году во всех городах страны пройдет акция «Бессмертный полк». На площади и улицы выйдут родственники воинов, участвовавших в Великой Отечественной войне с их фотографиями. И в этом огромном полку есть место и для меня, дочери офицера, погибшего в первых боях той страшной войны…
Я родилась в январе 1939 года, за два с половиной года до нападения Гитлера на СССР, поэтому своего отца просто не помню: слишком мала была. Мама рассказывала потом, что за две недели до этого она заметила, как отец зашивает в гимнастерку какую-то капсулу, причем старается, чтобы она думала, что он пришивает подворотничок. Взволнованная мама спросила, зачем он это делает, на что отец сурово ответил: «Если ты не хочешь, чтобы я был расстрелян за распространение панических слухов, ни о чем больше не спрашивай и никому не рассказывай об этом». Офицерские жены прекрасно знали, что война уже на пороге: Польшу оккупировали фашисты, на границе стоят готовые к бою немецкие танки, но любые разговоры об этом «бдительными» особистами приравниваются к паникерству и их распространители сурово наказываются.
Сразу после этого отец выехал на границу: у крыльца его ждала машина. Больше мы его не видели.
Жили мы в военном городке в Витебске, и сразу после начала бомбардировок командование приняло решение семьи военных эвакуировать в центр страны. Нас спешно погрузили в эшелон и отправили из города, но под Смоленском мы попали под бомбежку, в которой эшелон был разбит и сгорел: уцелел каким-то чудом последний вагон, в котором была наша семья — мама с бабушкой и четверо малышей.
Была страшная жара, вокруг лежали тела убитых, а над всем этим ужасом летал самолет. Говорят, что в таком возрасте дети ничего не запоминают, но у меня и сейчас по ночам замирает сердце, если снится проносящийся над головой самолет с черными крестами на крыльях: я отчетливо слышу стрекот пулемета и громкий плач детей. А еще — вой летящих на нас бомб…
Детская память избирательна: потом мы куда-то шли пешком — бабушка несла двухмесячного братика, меня за ручку вела мама, которая несла еще и какой-то узелок с вещами, а погодки – шести и семи лет брат и сестра – несли чайник с водой, поскольку все время хотелось пить. Бомбежек больше не было (по крайней мере, я их не помню), и мы в конце концов оказались во Владимирской области — у маминой сестры.
Увы, как мы выживали в то время, я тоже не помню, но точно знаю, что все время хотелось есть. Позже мама рассказала, что постоянно голодали. Мама работала в колхозе от темна до темна, мы ее практически и не видели, с нами возилась бабушка, которая отдавала весь получаемый по карточкам хлеб нам, сама же перебивалась похлебками из собираемых трав. У нее шла кровь горлом, и она вскоре умерла. Но мы каким-то чудом выжили!
В Витебск мы вернулись в мае 1945-го, только жить нам было негде: город был весь в руинах. Мама обратилась в военкомат, где ей сообщили, что дивизия, в которой воевал отец, приняла бой на границе, была окружена, и в этом образовавшемся «котле» живых не осталось. Нам, как семье погибшего офицера, соорудили жилье из досок — сейчас сараи на дачах лучше делают. В середине поставили перевернутую железную бочку, которая служила нам печью. Хорошо, зимы в те годы в Белоруссии были теплые, и мы не мерзли, а вот голодали сильно. Спасались тем, что добывали на лугах и в полях съедобные корни и травы.
Помню, на соседней «улице» пала лошадь, и ее разрешили разделать на мясо: никто даже не думал, что оно может быть заразным, ведь лошадь-то больна! Мама из этой конины нарубила фарш и смешала с чесночной травой — росла такая на лугах. Какие из этого фарша получились котлеты — просто чудо! Я до сих пор помню их вкус.
Однажды в нашу каморку залетел филин, которого мы ловили всем скопом. А когда пришла мама, она ощипала эту лесную птицу и сварила суп. Так мы потом все косточки обглодали начисто…
Но мы все-таки выжили! А про отца я больше ничего не узнала. Ответы из архивов были скупы: в 2012-м мне сообщили, что лейтенант Тужилов пропал без вести 23 июля 1941 года. Больше сведений не имеется, поскольку все документы воинской части пропали в том же 1941 году.
Для меня и моих родственников мой отец так и остался молодым, и он до сих пор в строю. В строю полка, ушедшего в вечность. У каждого из воинов этого полка были и есть родные, которые помнят своего солдата. И потому полк этот — бессмертен!

Галина ТРИФОНОВА,
ветеран труда.