«Земные мелочи» – так назвала художница свой проект. Горбатки, короеды, заболонники, тараканы… Всего 20 представителей класса насекомых, созданных из проволочек, бумаги и кусочков ткани, нашли временное пристанище в Зефирном зале. По мнению автора, эволюцию насекомых блестяще характеризует высказывание Чарльза Дарвина о том, что выживает не самый сильный и умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям.
Во всем виноват холодильник
Учеными установлено, что первые насекомые появились на Земле более 300 миллионов лет назад – намного раньше, чем человек. Им удалось пережить все крупнейшие катаклизмы, и более того – вся эта тонконожная рать до сих пор продолжает увеличивать не только свою численность и количество видов.
Объектом искусства может стать все что угодно, и насекомые, конечно, не исключение. Однако Валерия Осташова, по ее признанию, занялась ими отнюдь не по вдохновению и не из творческого любопытства. А чтобы отвадить своих родных… часто заглядывать в холодильник.
– У меня в квартире жило много человек, – рассказывает Валерия. – Старший сын с девушкой и сыном. Младший – со своей девушкой и я – на кухне, поскольку другого места просто не было. Дети все хорошие, адекватные, но побыть одной просто не удавалось. Потому что в кухне ведь стоит холодильник, и все туда регулярно наведываются. Ты их покупаешь, а они заканчиваются. И однажды я подумала: зачем на холодильнике магнит «Геленджик»? Нужно сделать то, что будет вызывать физиологическое отвращение. Чтобы отвадить домочадцев, я сделала муху. Потом пятно с тараканами. Сколопендру. На этом мой диапазон отвращения закончился.
К счастью, у меня есть друг Люся Савельева, кандидат биологических наук, онтомолог. «Какое еще насекомое вызывает отвращение?» – обратилась я к ней. А у меня они не вызывают отвращения, говорит Люся. Интерес, любопытство, желание познавать – да. Отвращение вызывает то, чего ты не знаешь. И тут в моей голове произошел щелчок, файлы с физиологических моментов относительно окружающего мира насекомых и страха переместились, и появилось это самое желание познавать. Это было года два назад.
– И все это время ты посвятила изучению насекомых?
– Не скажу, что целенаправленно занималась только этим. Я ездила в Киров на фестиваль ледовых скульптур, продолжала проект «Чудь чуть-чуть» (в ней представлены работы ребят из школы-интерната для слабослышащих детей, где работает Лера, – Л.В.). Я постоянно в каких-то проектах, но время от времени нужно что-то завершать и ставить точку. Кроме того, у меня есть привычка: когда нет сил для работы, я смотрю документальные фильмы. Так вот, однажды я поехала на пленэр в Ульяновский монастырь, а там нет интернета, и я не могла смотреть фильмы. Но случилось чудо: в монастырь приехала та самая Люся, которая начала рассказывать мне про короедов и заболонников, про эволюцию летательного аппарата на примере мухи. Тогда-то, собственно, мы с ней и познакомились. И я начала делать насекомых. Придумала элементарную схему-механизм, ведь любое насекомое – это определенный набор органов – голова, брюшко, несколько пар ног… И широчайший диапазон – ведь насекомых более 10 миллионов видов.
– То есть ты не изучала насекомых под микроскопом, чтобы все было максимально достоверно?
– Нет, эта задача не стояла. Важно было представить другой вид искусства – не столь фигуративный. Пятно и точка – все. Это вполне может быть полноценным объектом изобразительного искусства. Эта выставка минимализма в изображении и подаче. Само насекомое – как маленькая архитектура.
– Обычно все же художники выбирают более романтичных букашек: бабочек, стрекоз. У тебя очень уж «противный» набор – тараканы, жук-навозник, клоп…
– Да, у многих они вызывают вполне определенные физиологические рефлексы. Но если у человека есть интеллект, он знает, что с этим делать. Выставка направлена на то, чтобы смещать стереотипы. Вот человек назвал себя высшей единицей эволюции. Но считать себя высшим существом и распоряжаться жизнью других видов – это, если не ошибаюсь, называется геноцид. Но я не хотела делать выставку в политическом контексте, поэтому просто цитирую Дарвина. Насекомые живут на свете миллионы лет, тогда как человек всего 200 тысяч. Получается, что в минимализме они более успешны и в более выигрышной ситуации.
– И ведь у них тоже есть сердце, нервная система, кровь…
– Да, это живые существа, и у каждого вида свои особенности. Взять, например, клопов. В основном они питаются соком растений, и лишь постельный клоп и гладыш сосут кровь. Из-за двух мерзавцев мы заклеймили целый вид. А вот воняют они все. Я, кстати, даже выставку хотела назвать «Не тронь клопа – вонять не будет». Правда, коллеги отговорили: слишком, мол, категорично.
– А почему у тебя муха-дрозофила единственная в массивной золоченой раме?
– Благодаря ей люди сделали столько открытий в науке, собака Павлова – отдыхает. Вот поэтому ей самое главное место.
– В буддизме есть постулат о том, что после смерти человек может переродиться в животное. Или насекомое. А ты какое бы выбрала?
– Каждое насекомое по-своему интересно. Например, жук-усач: пока он личинка, то питается гнилью, опилками и всякой ерундой. А когда становится половозрелой особью, то питается пыльцой цветов. Муха – это стереотип, что она грязная. Жук-навозник полон любви, тащит шарик для своей девушки… Каждое насекомое романтично по-своему, поэтому не знаю, каким бы я хотела быть. Мне и человеком – неплохо. И в перерождение я не верю.
Лиля ВОВК.