1 марта на сцене Государственного театра оперы и балета Республики Коми состоится бенефис солистки театра Елены Серковой, посвященный 25-летию ее творческой деятельности. Солистка отметит его одной из своих любимых оперетт — «Бабий бунт» (по «Донским рассказам» М. Шолохова), где она споет Марфу.

Концерты на табуретке

— Елена, вы, наверное, с детства мечтали стать певицей?
— Вовсе нет. Хотя пела всегда, сколько себя помню. На табуретке и без, завернувшись в бабушкин халат, я «давала концерты». «Ну, ты, наверное, в консерваторию пойдешь учиться», — говорили мои близкие. «Нет, я в академию пойду!» — гневно отвечала я. Слово «консерватория» почему-то меня обижало — оно было похоже на «консервы». А вот слово «академия» — нравилось!
Я выросла в Сыктывкаре, училась в музыкальной школе, пела в хоре «Пионерская дружба» под руководством Николая Губина. Коллектив был очень хороший, мы ездили с концертами не только по республике, но и по стране. Это были благополучные 80-е годы. Нас готовили к поступлению в республиканское училище искусств.
— И вы решили пойти туда учиться?
— Нет, я не связывала свою будущую профессию с пением. В моей семье не было музыкантов. Мне хотелось стать продавцом. В школе мы посещали учебно-производственный комбинат, где я училась на продавца. И после восьмого класса решила подать заявление в техникум советской торговли на товароведа. Но, когда пришла туда, как назло оказалось, что именно в тот год прием на это отделение на базе восьми классов не проводили.
Мечта рухнула! Шла по Стефановской площади, размазывая слезы. На моем пути было училище искусств. Я все-таки туда зашла и увидела объявление: в качестве эксперимента впервые идет прием на вокальное отделение после 8 класса.
Мне повезло — я попала в класс к Тамаре Демидовой. Она учила меня академическому вокалу и «распевала» по пять часов в день. И тогда я поняла, какой это труд. Академический вокал — это совсем не то, что хоровое или эстрадное пение.

Прожженное платье

— И наконец оттуда вы попали в театр?
— Опять не угадали. После училища я пошла работать на радио. Театр не был моей мечтой, хотя училась я хорошо и даже получала стипендию главы республики. В период учебы к нам приходили руководители музыкальных коллективов. Меня «присмотрела» главный хормейстер театра оперы и балета Наталья Масанова. Звала в хор, но я была упряма! Однако на радио мне вскоре стало скучно — и я «пошла сдаваться» в театр. Пела в хоре, мне давали и сольные партии.
— Вы продолжили свое музыкальное образование?
— Я поступила в Российскую академию музыки им. Гнесиных. Мне неслыханно повезло. Я училась в классе Зары Долухановой, народной артистки СССР, лауреата Ленинской и Сталинской премий, которой тогда было уже лет 80. Она была необычайно красивой, интеллигентной, умной женщиной. Одно общение с ней дорогого стоило. Иногда занимались у нее дома. Это было больше чем просто учеба — атмосфера, традиции, культура…
Но чисто в бытовом, финансовом плане мне приходилось очень нелегко. На дворе стояли «лихие»
90-е. Академию я закончила в 2001-м.
— Говорят, что в театральной среде очень сильны зависть, козни… Вы с этим столкнулись?
— Трудно сразу ответить… Но еще когда была студенткой академии, участвовала в концертах. Времена были суровые, зарплату задерживали. У меня не было хорошего платья, и для выступлений мне находили и подгоняли какие-то старые невзрачные одежки с чужого плеча. На одном из концертов кто-то из уважаемых зрителей заметил, что девочка поет хорошо, а вот наряд на ней — никакой… И впервые в жизни театр сшил мне концертное платье из бархата. Красивое, стильное, я им гордилась! Платье висело у меня в общей хоровой гримерке. Как-то раз я увидела, что мое дивное платье прожжено в нескольких местах. Не знаю, были ли это происки завистников или случайность… Платье отремонтировали, но обида осталась.

Язык до Киева доведет

— Елена, я знаю, что вы поете по-коми. Для этого вам пришлось выучить коми язык?
— В моей семье говорили по-коми. Поэтому язык на бытовом уровне я, конечно, знала. В 90-е, параллельно театру, я сотрудничала с ансамблем «Югыд кодзув», где пели в том числе и на коми. Затем Наталья Масанова пригласила меня стать солисткой народного хора «Украина», я освоила еще и украинский язык. Денег за это я не получала (хор-то народный!), зато получала большое удовольствие.
Мы ездили не только по республике, но и на гастроли в Москву, в Киев, в Эстонию. Как-то в Киеве проходил фестиваль украинских хоров, на который приехали коллективы из разных уголков мира, в том числе из Германии, США, Канады. И наш хор, которым руководила Масанова, занял первое место. Когда мы закончили петь, четырехтысячный зал поднялся и взорвался аплодисментами…

«Люблю и графиню, и Бабу Ягу»

— В театре у вас более сорока сольных партий. Ваш голос — это…
— Контральтовое меццо-сопрано. Низкий женский голос, который подразумевает роли острые, характерные — роковых женщин.
— Какие из них вам особенно близки?
— Я люблю всех, кроме монахини Гертруды в опере «Черное домино». Потому что Гертруда — серая, монотонная, «никакая». Люблю свою цыганку Чипру в оперетте «Цыганский барон», графиню в «Пиковой даме», миссис Бойл в «Мышеловке» на музыку Александра Журбина… Очень люблю детские спектакли, где играю и Бабу Ягу, и Выдру. Кстати, вопреки мнению обывателей, играть в них трудно. Детей ведь не обманешь, они не терпят фальши.
—А есть у вас роли, из которых потом трудно «выходить»?
— Это цыганка Азучена в опере Верди «Трубадур». Роль мистическая, роковая. Попробуй спой и донеси весь трагизм этой женщины на грани сумасшествия! На сцене почти нет декораций, весь расчет только на драматическое мастерство актеров. Выходить из этой роли трудно — я долго потом не могу ни с кем говорить, отключаю телефон…
Что-то из ничего
— Елена, это правда, что вы увлекаетесь кулинарией?
— Да, «лихие» 90-е научили меня многому, и уверяю вас, что сварить кашу из топора — тоже большое искусство. Оно часто выручало меня в жизни, особенно на гастролях. У меня семья, двое детей и внук, и всегда хотелось им привезти подарки. А как сэкономить? Только если сварить что-то из ничего.

Людмила КУДРЯШОВА.