…Он смотрит из своего далекого далека с несвойственной для 18-летнего мальчишки солидной проницательностью. Позади сержантская школа, с отличной характеристикой он уезжает на фронт командиром отделения. Перед отправкой пишет домой письмо, еще не зная, что оно последнее в его короткой жизни: «Ждите, я вернусь домой героем».

Но на фотографии, помеченной 11 июля 1943 года, рука его вывела совсем другие слова: «На вечную память».
Что вспоминали все эти годы его близкие?
Может, то, как с сестрой Толей (Евстолией), с которой был особенно дружен, рыбачил в деревне? А потом принес бабушке почти ведерко выпотрошенного, вычищенного улова. Она ласково погладила его по голове: «Кормилец наш!».
В свои девять лет он уже умел ставить петли на зайца, куропатку и с пустыми руками из леса не возвращался.
Мальчишке очень хотелось походить на своего известного отца – Геннадия Ивановича Куницына, потомственного капитана, уверенного, спокойного, справедливого, умеющего мастерски водить пароход. И прадед, и дед, и отец его водили по рекам суда. И стараясь не отстать, он в поте лица возился с механизмами на «нижней палубе», проявляя завидное усердие и трудолюбие.
В свободное время он брал в руки гармонь или гитару, и от веселых мелодий-наигрышей, озорной улыбки всем становилось хорошо.
В 20-х числах июня 1941 года пароход «Дозорный» тащил из Печоры в Нарьян-Мар огромный плот. Трое суток не покидал капитанской рубки отец. В пути его дочери Евстолии приснился вещий сон. Будто бы пришли на пароход немцы, построили в шеренгу всех детей и давай бить их сорванными с пожарных щитов лопатами, баграми. Когда «Дозорный» причалил к Нарьян-Мару, Куницыны узнали — началась война.
А потом пришел черед их сыну идти на фронт. Отец перед отправкой раздобыл бутылку шампанского и коробку дорогих папирос «Казбек».
«Давай выпьем по рюмочке на прощание, сынок», — предложил ласково.
Но сын категорически отказался: «Не пил, не курил, папа, и не буду». То шампанское так и осталось нераспечатанным. Перед отъездом всех крепко обнял, а вот к любимой сестре не подошел, – боялся расплакаться. Родные тоже бодрились как могли. Когда отчаливал пассажирский теплоход, на котором вместе с другими он уезжал на фронт, тоскливо загудели стоящие рядом суда. Гул этот слился с надрывным плачем провожающих и еще долго преследовал всех , кто уезжал на войну.
…Его убила в тяжелом бою очередь немецкого автомата. Первой страшную весть узнала Евстолия, та самая любимая сестра. Она осталась в поселке, где зимовала семья, сдавать экзамены, а мать и сестры вместе с отцом ушли в плавание.
«Ваш сын, — плача, читала девушка письмо командира роты И. Половинкина, — был одним из лучших командиров, я ценил его и уважал. Его также любили и уважали все бойцы… Дрался он смело и храбро, как и подобает молодому коммунисту. Похоронили мы Николая на кладбище возле церкви литовской деревни Лаудера. На могиле всем подразделением поклялись отомстить за него проклятым немцам…»
В тот день сестра не пошла в школу, она сидела на столе в пустой комнате и причитала: «Коленька, милый Коленька!» Свалившееся горе родные переживали очень тяжело. Как-то сразу постарел, ушел в себя отец. Он долго не прожил. Мама Августа Дмитриевна, дожившая до 101 года, каждый день вспоминала сыночка.
Лишь спустя год после гибели пришло известие о награждении Николая Куницына орденом Отечественной войны второй степени посмертно. К сожалению, ни удостоверения, ни тем более ордена родные так и не получили.
Всего 19 лет были отпущены ему в этом мире. Николай не стал кормильцем семьи, не успел встретить свою любовь, не осуществил мечту стать капитаном, не познал многих человеческих радостей. У него просто не хватило на это жизни, которую он отдал Родине…

Валентина ТЫРИНА,
Троицко-Печорский район.