Сегодня, 27 января, уже 9 дней, как с нами нет Владимира Васильевича Пыстина — известного в Коми правозащитника, журналиста, общественного деятеля.
Это был серьезный, масштабный человек, оставивший заметный след в общественно-политической жизни республики. Но я сейчас не собираюсь подробно описывать его биографию. Расскажу лишь о том, о чем знаю или хотя бы догадываюсь.
Предлагаю читателям субъективные заметки, штрихи к портрету. Сам бы Володя этот опус вряд ли одобрил. Сказал бы: «Сентиментальная хрень!» Пафоса он терпеть не мог и во всем любил точность.
Впрочем, пафоса не будет. Хотя и за точность я не ручаюсь. За беспристрастность — тем более. Слишком долго (20 лет!) мы работали вместе — какая тут может быть объективность?

Вовка, где твоя винтовка?

В начале 80-х на истфаке (по себе знаю) Сыктывкарского университета училось немало студентов с явными криминальными наклонностями. Но про Володю в общаге СГУ ходили совсем уж невероятные истории. Ну, например, о том, как, сорвав со щита пожарный багор, он рассеял пьяную толпу. Двое убежали, трое уползли. Или наоборот — уже не суть важно.
По невероятной случайности Пыстин тогда не попал в тюрьму. Зато с тех пор стал хроническим трезвенником. Что не менее фантастично, учитывая колорит эпохи.
Через много лет на портале «7х7» Владимир даст о себе автобиографическую справку, где укажет два примечательных факта. Первый: «В 1983 г. исключен из ВЛКСМ за распространение клеветнических измышлений, позорящих органы партии и комсомола».
Второй: «В 1983 г. публично выступал за принятие закона о праве на свободное ношение огнестрельного нарезного оружия».
Тут, по-моему, прямая связь. Когда Пыстина с треском вышибли из комсомола, он обиделся. И вместо того, чтобы «идейно разоружиться», наоборот, потребовал оружия. Да еще и нарезного. Понял, наверное, что в конфликте с партией и правительством пожарным багром не обойтись.
Но годы-то были суровые, андроповские. И комсомол тоже обиделся. Дело в том, что Пыстин обозвал верхушку ВЛКСМ… педерастами. Причем — в буквальном смысле.
А история такая. Владимир в то время входил в группировку «балашовцев». Был активистом сыктывкарского оперотряда, которым командовал знаменитый Валентин Балашов. Комсомольский отряд считался грозой хулиганов, «санитаром улиц». Но Пыстину этого было мало. К делу он, как всегда, подошел основательно, обзавелся широкой агентурной сетью — от местных бандюков до людей в погонах. И однажды получил «оперативную информацию»: «шишки» горкома и обкома ВЛКСМ устраивают в Сыктывкаре гомосексуальные оргии.
Тщательно собрав улики, молодой комсомолец отправился «наверх». То есть
возомнил себя эдаким Гераклом.
Но «старшие товарищи» сказали: ВЛКСМ — это вам не конюшня! Горком позорить нельзя, скандал никому не нужен. А если уволить всех пьяниц и гомосеков, кто же будет тогда руководить комсомолом? Кто станет заниматься патриотическим воспитанием молодежи?
В результате педерасты остались, а Пыстина исключили. С формулировкой: «За клеветнические измышления».
С тех пор он противоречиво ненавидел коммунистов, фашистов, гомосексуалистов и алкоголиков. Позднее в этот список вошли церковные деятели и ультралибералы.
При этом Владимир искренне считал себя демократом, пацифистом, человеком широких гуманистических взглядов. И это больше, чем парадокс. Так оно и было на самом деле.
Ведь какая же может быть демократия, если все граждане не получат на руки огнестрельного оружия?
Другими словами, пыстинский гуманизм был специфический — деятельный и страстный. Он считал, что добро с кулаками — нонсенс. А вот с нарезной винтовочкой — совсем другое дело!
По-моему, свободолюбивый Владимир тяготел к анархо-синдикализму. Несмотря на очки, его легко представить брутальным матросом под черным кропоткинским знаменем.
Или, например, шерифом. Из него получился бы добрый, справедливый шериф. Такой, что держит кольт наготове и за хороших парней готов перестрелять всех плохих.
Но для этого, как минимум, надо было родиться в солнечном Техасе, а не на севере Коми.

Владимир Васильевич обладал железной волей и неукротимой энергией.

Против ветра

Без комсомольской книжицы, но с университетским дипломом Пыстин вернулся на малую родину, в село Усть-Уса. Несколько лет отработал в школах Усинского района.
В конце 80-х в стране начались политические брожения, и сельский учитель, конечно, не мог остаться в стороне. Его мятежная душа просила бури.
Владимир сколотил организацию с небывалым для нефтяного края названием «Демократическое движение Усинска». Движение поначалу состояло из одного человека. Но надо знать Пыстина — он пошел в горисполком и после оглушительного скандала добился, чтобы ему выделили кабинет в цитадели местной власти, которая вовсе не хотела двигаться к демократии. И вообще — никуда.
— Дали кабинет в орготделе, — вспоминал В. Пыстин. — Книжные шкафы были набиты партийно-хозяйственными документами. Берешь какой-нибудь «Сборник постановлений ЦК КПСС» — там листы склеены. Этого никто никогда не читал!
Единственный, кто читал и даже конспектировал всю эту лабуду, был сам Пыстин. Он всегда тщательно изучал документы. Особенно, если они написаны идейными врагами.
Проштудировав партийные материалы, Пыстин содрогнулся. И пришел к окончательному выводу: КПСС — преступная организация. Но очень умная и серьезная. Именно поэтому ее надо немедленно уничтожить.
Однако сама КПСС так не считала. И когда Пыстин, с горящими, как у Лютера, глазами, принес свои «антипартийные тезисы» в газету «Усинская новь», ему интеллигентно сказали: «Не надо ссать против ветра, товарищ!»
Не получив поддержки у прессы, Владимир пошел в народ. С явной целью поднять бунт.
В 1990-91 годах Пыстин — один из организаторов Усинского стачкома. А стачкомы в то время были реальной силой, в них записывались не только шахтеры и нефтяники, но даже милиционеры с пожарными. Партократия ушла в глухую оборону. Рабочее движение, наоборот, расправляло крылья.
— Тогда, в начале 90-х, удалось свергнуть партийную верхушку. Но демократы совершили чудовищную ошибку — не ввели люстрации, — годы спустя утверждал Владимир Пыстин. — Надо было на 15 лет запретить номенклатуре занимать руководящие должности. А вместо этого бывшие партийцы во главе с Ельциным перехватили власть и провели преступную приватизацию. Общенародная собственность попала в руки вчерашних функционеров. В результате мы получили олигархический капитализм. И два социальных полюса — богатства и нищеты…
В общем, с «демократом» Ельциным у Пыстина тоже не сложилось. И когда в 1993 году шахтеры, нефтяники и бюджетники северных городов остались без зарплаты, в Воркуте и Усинске снова вспыхнули забастовки. Лидер стачкома Пыстин был из тех, кто «раскачивал лодку». До конца, правда, не раскачал. Федералы испугались, и Ельцин прислал в Коми три самолета с деньгами — зарплата за несколько месяцев.
Но Усинск — город маленький, Пыстину там было тесно. Он решил замахнуться на власть по-крупному. А для начала надо было попасть в Москву. И он дерзнул выдвинуться в качестве кандидата в сенаторы.

1997 год. Александр Лебедь и Владимир Пыстин.

 «Фальш»-старт

Сейчас это кажется удивительным, но в 1993 году сенаторов выбирали. Верхняя палата парламента, которая, по идее, должна представлять российские регионы, тогда еще не была похожа на сервильный римский сенат времен Калигулы и Нерона.
В декабре 93-го состоялись выборы в Совет Федерации. В числе претендентов — тяжеловесы: руководитель Верхсовета Коми Юрий Спиридонов и глава Совмина Вячеслав Худяев. А в «весе пера» — сельский учитель-очкарик Владимир Пыстин. Личность, с точки зрения «зубров», малоизвестная. И в то же время — малоприятная.
Тем не менее, кандидатуру Пыстина выдвинули не только Усинский и Воркутинский стачкомы. За него «подписались» такие организации, как «Комитет спасения Печоры», «Коми котыр», «Чужан му» и почему-то — религиозное объединение мусульман. Хотя ко всем религиям Пыстин «дышал ровно». А именно: считал себя атеистом.
О том, что произошло дальше, сам Владимир рассказывал спустя много лет на сайте «7х7»:
— Мой однокурсник Сергей Корзов руководил орготделом Верховного Совета Коми и по долгу службы первым узнавал о результатах выборов. Он по секрету сказал, что Спиридонов первый, я немного отстаю. Худяев — третий, якобы сильно отстал. То есть я в любом случае проходил (в Совет Федерации избирали двоих). Но через три дня объявили результат — 30 тысяч, поданных за меня голосов, признали недействительными. На том основании, что в бюллетенях были зачеркнуты все фамилии, кроме моей, и поставлены «галочки» против моей фамилии. А в бюллетене допускается, дескать, только один знак… После этой массовой фальсификации избирком официально «оставил» мне 73 тысячи голосов…
Обратим внимание на два факта. Во-первых, порядок цифр. Если на рядовых в общем-то выборах в Совфед за кандидатов отдавали по 100 тысяч голосов, то как же велика была тогда в Коми общественная активность!
И второе. Способы фальсификации стали известны задолго до бородача Чурова. И если раньше для захвата власти требовалось взять почту, телеграф и мосты, то теперь было достаточно избиркома.
В результате партноменклатура, которую демократы мечтали люстрировать, так и осталась у кормушки — и в регионах, и в Москве.

Граждане бандиты

Пыстин не стал сенатором (может, оно и к лучшему?). При этом поссорился с местной элитой. Он не снял свою кандидатуру, о чем «по-человечески просили» в Желтом доме. А главное, в ходе выборов сделал немало скандальных заявлений популистского толка.
Поэтому, когда Владимир окончательно перебрался в Сыктывкар, перед ним захлопнулись все двери. По негласному распоряжению его никуда не брали — ни учителем, ни клерком.
Пришлось переходить на «вольные хлеба» — полуофициально подрабатывать в разных конторах. Надо было кормить семью, троих детей.
Однажды, правда, поступило заманчивое предложение — стать директором городского рынка. Рынок в те «лихие» годы контролировался бандитами. А Пыстин еще со времен своей хулиганско-оперотрядовской молодости знал всех уголовных авторитетов.
Место директора было вакантным — предыдущего только что застрелили. Как водится, утаивал выручку…
— Забодала кадровая чехарда, — жаловались братки. — Поставим Пыстина — его хоть убивать потом не придется!
В этих «неофициальных кругах» Пыстин считался «правильным пацаном». Хотя и дружил с «ментами». Но уж такая была эпоха — все перепуталось…
Владимир разумеется, отказался. Деньги на рынке крутились грязные. А Пыстин был человеком чистоплотным, брезгливым. И несмотря на все опасные повороты своей судьбы, он хорошо «знал берега».
При этом Владимир всегда с ностальгической теплотой вспоминал товарищей своей бурной юности. Никогда — по кличкам, только — по именам. Так, будто речь шла не о матерых уголовниках, а о друзьях по детскому садику.
— Хорошие ребята! Костя Одинцов, Игорь Киселев, Коля Ушаков… Вот тот же Коля. Сильно болел, а деньги из «общака» на лечение не тратил. Не взял из «казны» ни копейки…
Если бы и чиновники так же относились к казне, то есть к государственному «общаку», в стране был бы порядок, считал Пыстин.
У Владимира имелись довольно своеобразные представления о порядке. Он, видимо, полагал, что без «железной руки» демократию не построишь. И в 1997 году Пыстин возглавил республиканское отделение движения «Честь и Родина», которое в обиходе называли «партией генерала Лебедя».
Но генерал сначала «упал» и «не отжался» (в политическом смысле), а затем и вовсе разбился — погиб в авиакатастрофе.
После этого Пыстин плюнул на большую политику и занялся журналистикой, правозащитной деятельностью. На мой взгляд, именно с помощью этих «малых дел» он принес гораздо больше пользы. И не абстрактной Родине, а конкретным людям.

За козла ответишь!

Будучи активистом «Мемориала», Пыстин с середины 90-х годов активно сотрудничал с независимыми газетами — «Трибуной» и «Красным знаменем». Стал лауреатом Всероссийского и республиканского конкурса журналистов.
Конечно, нельзя не отметить «дело Королева», имевшее огромный общественный резонанс и даже породившее призрачную надежду на справедливое правосудие.
Напомню, что 31 января 2009 года в селе Подъельск сгорел «дом престарелых» (на самом деле не имевший официального статуса). О трагедии, что унесла жизни 23 человек, с горечью узнала вся страна — от Калининграда до Камчатки. Президент России потребовал немедленно наказать виновных.
В Коми примчался сам глава СКР Александр Бастрыкин. За один день он «раскрыл» преступление. Под горячую генеральскую руку подвернулся сельский соцработник Алексей Королев. Его и записали в «стрелочники».
Проницательный Бастрыкин тут же сел в самолет, и пока он летел из Сыктывкара в Москву, Королев уже «приземлился» на нары. И сидеть должен был долго. Потому что генералы в нашей стране никогда не ошибаются.
В общем, все было ясно. Предстоящий суд считался пустой формальностью. Но тут «возник» Пыстин и строго сказал: «Погодите, я еще не разобрался…» Он отправился в Подъельск, долго ходил по пепелищу, что-то вынюхивал, рисовал от руки примитивные схемы, опрашивал свидетелей, собирал документы. Результаты собственного расследования он огласил сначала в «Трибуне», а потом и в «Красном знамени».
Пыстин не любил, когда людей унижают, делают из них козлов. Особенно — козлов отпущения. Поэтому он безжалостно опроверг первоначальную версию следствия и с блеском защищал Королева в суде. Селянина оправдали по всем пунктам обвинения. И впервые за всю историю районной Фемиды в мрачном здании местного суда прозвучали аплодисменты…
Можно назвать и другие резонансные истории: например, «дело Князева», «дело Гвоздарева». Пыстин сумел тогда поколебать уверенность правоохранителей. В том числе — с помощью газетных публикаций.
Перечислять можно долго. Но лично мне больше всего запомнилось «дело об эвтаназии» — беспрецедентное не только для Коми, но и для всей страны.
Вкратце суть была такова. Сотрудницу Коми научного центра обвинили в том, что она якобы помогла уйти из жизни своей подруге, безнадежно больной раком, по ее же просьбе. В деле фигурировали шприцы и наркотические средства — обезболивающие. Обвинения строились на выводах местных судмедэкспертов.
Пыстин не был ни медиком, ни химиком. Зато обладал редким чутьем и железной логикой. Он перелопатил кучу специальной литературы и настолько вошел «в тему», что «на молекулярном уровне», с помощью формул, опроверг данные экспертизы. И заставил следствие провести новую — независимую. Тем самым он лишил следователей наград и премий, зато спас пожилую женщину от тюрьмы.
Прошло несколько лет — Пыстин сам заболел раком. Не знаю, пригодилось ли ему доскональное знание «темы», но никаких иллюзий по поводу своей болезни он не питал.

Униженные и оскорбленные

Пожалуй, Пыстин был единственным в «нулевые» годы журналистом, который продолжал заниматься расследованиями. Однако то, что он публиковал в газетах, это все-таки — «попутный газ». Основную работу он вел «в тени». Точнее — в судебных процессах, не известных широкой публике.
Владимир занимался бесчисленными судебными тяжбами (по два-три дела в день) — защищал интересы многодетных семей, инвалидов, сирот, пенсионеров. В основном — бесплатно: у нищих клиентов попросту не было денег на адвоката.
К нему (в том числе — через «Трибуну») обращались в основном бедняки. Среди них были полусумасшедшие старухи и жалкие калеки, которые не могли связать двух слов, не говоря уж о том, чтобы написать заявление в суд. Их жизненные коллизии были крайне запутаны, тяжбы длились годами. Ни один статусный адвокат даже за большой гонорар не взялся бы их защищать.
Пыстин же брался без уговоров. И выигрывал самые безнадежные иски. Но не потому, что был каким-то суперюристом (он, кстати, так и не получил юридического образования). Тут другое — способность к эмпатии, умение сострадать. Ну и, конечно, чувство справедливости (которое, на мой взгляд, бывает только врожденным — и никаким другим).
Однажды он задел интересы местных мафиози, специализировавшихся на махинациях с жильем для малоимущих. Поскольку чиновников «крышевали» люди в погонах, на Пыстина устроили облаву — за ним несколько месяцев гонялись эжвинская полиция и прокуратура. Владимир перешел на нелегальное положение. Но даже из «подполья» продолжал яростно громить эжвинскую «коза ностру». И разумеется, победил…
Владимир бился в судах за бабушек и калек, всех униженных и оскорбленных так, будто защищал самых близких ему на свете людей. Проще говоря, жалел. И эта жалость в сочетании с бульдожьей пыстинской хваткой творила порой чудеса.

Последний Суд

Сам же он никаких чудес не признавал. Ни в жизни, ни после жизни. И когда три года назад узнал о смертельном диагнозе, в церковь не побежал. Володя никогда ни у кого не просил. Даже у Бога. Видимо, считал, что это не «по-пацански». Мол, раз уж был до сих пор атеистом, нечего теперь скулить и трусить. В общем, страшно упрямый был человек…
Умирал долго и мучительно. Держался храбрецом, но — просто, без всякой позы. И, увы, без утешения, надежды на лучшее. Впрочем, никто не знает, что открылось ему, быть может, в самые последние минуты…
В небесной судебной канцелярии — строгая отчетность. Там аккуратно пересчитают всех сирых и убогих, которым Пыстин помог. И за это, наверное, сделают скидку.
Богу все равно, верят в него или нет — судит по делам человеческим. Надеюсь, простит. И в виде исключения приберет этого гордеца и упрямца…

Владимир СУМАРОКОВ.