На левом берегу реки Уса стоит деревня Абезь. 185 лет назад основал ее некий Абезь Мишь (с ижемского диалекта – Неряшливый Михаил). Как пишут историки, несколько лет подряд в Ижемском краю был неурожай, голод и плохие промыслы, вот Абезь Мишь и отправился по реке искать более рыбные места. Нашел, построил себе избу и начал жить. А скоро к нему и другие земляки подтянулись. Зимой в маленькую деревню стали приезжать купцы и забирать пушнину в обмен на продукты и промышленные товары.

Расцвет деревни пришелся на 1939 год, когда здесь работала сельхозартель «Урал» и проживало не менее 500 человек. Со временем артель распалась на самостоятельные хозяйства, и люди стали покидать эти суровые земли. Сегодня в деревне прописаны чуть более сотни жителей. Точную цифру знают, наверное, лишь Фонд соцстраха, который начисляет пенсии, да республиканский Избирком. Больше жители деревни мало кому интересны.
На правом берегу – поселок с таким же названием. Родился он изначально как нелюбимое дитя в 1932-м
– пункт Ухто-Печорского исправительно-трудового лагеря. К 1942 году здесь сложился крупный железнодорожный узел с депо, ремонтным заводом, лесокомбинатом. Население поселка Абезь составляло тогда более трех тысяч человек.
В 1949-м подразделения в Абези передали Минеральному лагерю, и сюда стали свозить инвалидов и нетрудоспособных политзаключенных. Лагерь был рассчитан на 5 тысяч «сидельцев». Впрочем, сидели здесь недолго, о чем свидетельствует огромное кладбище с безымянными колышками. Несмотря на то, что именных могил здесь совсем немного, кладбище ежегодно посещают около сотни людей. В том числе тех, кто до сих пор ищет могилы своих близких. В 1999 году кладбище получило статус мемориального и вошло в состав «Абезьского историко-мемориального комплекса».

Звездные имена

О том, что довелось пережить узникам лагеря, мы знаем в основном благодаря воспоминаниям тех, кто выжил. Среди них сценарист Валерий Фрид. В своих «Записках лагерного придурка» он рассказал о встрече в Минлаге со своим близким другом и будущим соавтором Юлием Дунским. Оба были студентами ВГИКа, когда их арестовали по ложному обвинению в покушении на Сталина. Здесь же Фрид встретил известного кинорежиссера Алексея Каплера и журналиста Виктора Луи. Есть в его записках и такая зарисовочка. Два почтенных старца несут носилки с мусором и ведут спор: «Но это же был паллиатив, согласитесь!» Одним из спорящих был знаменитый историк-востоковед, будущий академик АН СССР Михаил Коростовцев.
Через Абезь прошла и Лина Кодина, жена композитора Сергея Прокофьева. Мы знаем об этом от писательницы Евгении Таратуты, отбывавшей срок вместе с испанской певицей. «Лина Ивановна участвовала в лагерной самодеятельности, пела в хоре и очень страдала от холода… Мы с ней иногда работали в одной бригаде – возили бочки с помоями из кухни».
В Абезьском отделении для инвалидов находился и Рихард Рудзитис, поэт, переводчик, один из организаторов музея Рериха в Риге. В суровых условиях лагерного быта он сохранял присутствие духа, просил присылать ему книги о культуре, науке, искусстве, этике. Химическим карандашом на кусочках ткани писал свои эссе и стихи, которые, чтобы сохранить, подшивал на подклад одежды. На родину Рудзитис смог вернуться только после смерти Сталина и первым делом стал хлопотать о реабилитации других рериховцев. Когда в 1958-м в Москве открылась первая выставка художника, то более 10 картин для нее были получены из Риги.
Благодаря Анатолию Ванееву,  который был  учеником Льва Карсавина, мы знаем, какими были для философа последние «Два года в Абези». Именно так Ванеев назвал свои воспоминания. Напомним, ученого выслали из СССР в 1922 году на «философском пароходе», а в 1949 году арестовали в Вильнюсе, где он преподавал в местном университете. 67-летний профессор страдал от туберкулеза, потому в Абези прожил всего  два  года. После своего освобождения из Минлага Анатолий Ванеев очень многое сделал для сохранения памяти и доброго имени Карсавина.
Минлаг закрылся в 1956-м,
а поселок остался. И его лагерное наследство в виде бараков тоже. В них все еще живут люди. И самое удивительное, не хотят отсюда уезжать…

Стоянка – одна минута

Поезд на станции Абезь стоит ровно минуту. Перрона нет, поэтому приходится спрыгивать с подножки на землю. Это более или менее легко, если тебе, скажем, 20 лет и из вещей один легкий рюкзачок. В 2012 году, когда несколько неравнодушных людей везли сюда надгробие Карсавину, Татьяне Подрабинек, взявшей на себя заботу по установке памятника, пришлось звонить даже в Министерство путей сообщения России. Ей пошли навстречу и в виде исключения продлили стоянку аж на 4 минуты. Тяжеленную гранитную плиту выгружали вручную и потом так же на руках осторожно несли через железнодорожные пути к машине. Памятник установили в день 60-летия со дня смерти мыслителя. Тогда в Абезь приехало много гостей, в том числе представители посольства Литвы, историки Вильнюсского университета, деятели культуры из Москвы.
С 1989 по 2000 годы за лагерным кладбищем по мере сил ухаживал житель Абези Виктор Ложкин. Много лет он посвятил поиску документов и свидетельств об истории лагеря и его заключенных. Это он по архивным документам установил, что  в  здешнем лагере сидели довольно известные в своих кругах люди: протоиерей Константин Шаховской и католический епископ Григорий Лакота, еврейский поэт Ш. Галкин, искусствовед В. Василенко, писатель Р. Штильмарк. В 90-е годы в Абезь приезжало много паломников из Прибалтики. В 1999-м при входе на кладбище установлен памятник «Пылающий крест» (Рассеченный крест). Его привезли сыновья литовского генерала Ионаса Юодишюса. Могилу отца они не нашли и решили таким образом увековечить память о нем и других узниках Минлага.
При участии Ложкина был разработан план, как облагородить и сделать эти 4 га достойным объектом памяти, ведь поселок Абезь, без преувеличения, известен сегодня далеко за пределами не только республики, но и России. Увы, планы остались на бумаге. Все, что сегодня есть на этом «мемориальном комплексе», поддерживается силами одного штатного музейного сотрудника Александра Мерзликина.

Страшное место

В Абези находилось шесть лагерных пунктов Минлагеря (четыре – для мужчин, два – для женщин). Ни больнички, ни других зданий лагеря не сохранилось. И старожилов, тех, кто еще помнит, что где находилось, по большому счету тоже уже немного. Сегодня в поселке живут примерно человек 300. Причем немало молодых семей, работающих на железной дороге, в школе и детском саду.
– Летом нередко заезжают туристы. Они едут в горы и по пути заворачивают в бывший лагерный поселок, – рассказал по дороге на кладбище Александр Мерзликин.
Все деревянные таблички с литерами на кладбище заменены на металлические, но на них по-прежнему нет имен. Доступ к архивным материалам сегодня имеют только родственники, поэтому устанавливать именные таблички весьма проблематично. Если родственники находятся, они обычно звонят и просят установить на могиле крест, присылают деньги. Но есть и те, кто приезжают сами. «Дня за два до вашего приезда были две женщины из Калмыкии», – говорит наш экскурсовод.
Раньше вокруг кладбища была плоская однообразная тундра, но климат меняется, и природа берет свое. Сегодня здесь вырос лес, и черные колышки, которые раньше страшно торчали из голой земли, сегодня укрыты ветками ивняка и елей.
У могилы Льва Карсавина мы задержались, зажгли лампадку. «В любом случае спасибо тем неравнодушным людям, которые собрали деньги, привезли и установили памятник. Могила ученого сегодня достойно обозначена, и память о нем жива. Это главное», – согласился с корреспондентом «Трибуны» Александр Дмитриевич, узнав о досадных ошибках, которые, как выяснилось, были допущены в надписи на надгробии. Здесь же, на месте, прикинули, как их можно исправить…

Чтобы помнили

Навестили мы также и могилу Николая Пунина – «серого кардинала русского авангарда». Пунина обвинили в пропаганде «развращенного» западного искусства и в возвеличивании таких «упаднических отщепенцев», как Сезанн и Ван Гог. В 1949 году его арестовали и приговорили к десяти годам лагерей за «террористические намерения». В Абезьском отделении судьба свела его с Карсавиным, и они, по воспоминаниям упомянутого выше Анатолия Ванеева, вели в лазарете долгие беседы об искусстве, Боге и поэзии. Николай Николаевич изредка получал продовольственные посылки от Анны Ахматовой, с которой прожил в неофициальном браке 15 лет.
На могиле Пунина – россыпь морских ракушек. По словам А. Мерзликина, их прислала в Абезь внучка Пунина. Мол, это единственное, что у них осталось от отца. Пунин прожил в Абези четыре года и скончался через год после Карсавина – в 1953-м.
Бродя по кладбищу, вдруг пришло сравнение, что Александр Дмитриевич сродни Сергею Сотникову, который много лет ухаживал за летным полем закрытого аэродрома в Ижме. Он верил, что оно еще обязательно пригодится, так и вышло. Александр Мерзликин тоже стережет свое «поле»: косит траву, строит мостки, ухаживает за могилами и колышками, чтобы не уходили под землю. Он не говорит красивых и пафосных фраз, просто делает свое дело. А заставляет его это делать, конечно же, не мизерная ставка музейного работника, а личные убеждения, что так должно.

Кстати

ГУЛАГ, хотим мы того или нет, был в истории нашей страны, и мы должны знать и помнить об этом. Между тем в Московском музее ГУЛАГа, например, уже нередко можно услышать от молодых посетителей: «У-у, мы думали это музей об истории корпорации Google»…

Лиля ВОВК.