На мемориальном кладбище интинского поселка Абезь выделяются две могилы, имеющие гранитные памятники. Одна из них принадлежит видному религиозному философу Льву Карсавину. Вторая – искусствоведу Николаю Пунину, более известному в качестве третьего мужа Анны Ахматовой.

Между тем, занимаясь историей искусства, Николай Пунин сам стал ее неотъемлемой частью. Неслучайно его называют «серым кардиналом русского авангарда». По воспоминаниям современников, «в его сознании никогда не прекращалась какая-то трудная и тревожная внутренняя работа». Она продолжилась и в Абезском лаготделении, куда он попал после третьего ареста и где судьба свела его с Карсавиным. Кто знает, может, выйдя на свободу, он бы написал большой философский труд и прославился не меньше, чем его товарищ по несчастью. Однако ни тому, ни другому выйти на свободу не довелось.

В фетровой шляпе и с комиссарским значком

Первым и, возможно, главным учебным заведением стала для Пунина Царскосельская гимназия, директором которой был один из звезд «серебряного века» поэт Иннокентий Анненский и где учился будущий первый муж Ахматовой – поэт Николай Гумилев. Пунин и сам начал писать стихи, но вскоре обнаружился его истинный дар – понимать живопись и раскрывать ее другим, безошибочно отличать настоящее искусство от халтуры. И ради реализации этого дара он еще в годы учебы на историко-филологическом факультете Петербургского университета стал сотрудничать с журналом «Аполлон», где впервые появились стихи Анны Ахматовой.
К тому времени он всерьез заразился революционным романтизмом, увлекся футуристами, а после революции Луначарский сделал его комиссаром Русского музея и Эрмитажа в Петрограде. Правда, на красного комиссара он был ничуть не похож. Вместо кожаной тужурки и пыльного шлема Пунин носил мягкую фетровую шляпу, белоснежную сорочку, элегантный костюм и галстук-бабочку. Лишь комиссарский значок на лацкане пиджака указывал на его положение в иерархии новой власти.
Для Пунина, как и для его друзей – Владимира Маяковского и Осипа Брика, – эстетическое и политическое составляли неразрывное целое. Они мечтали площади превратить в палитры, и эта мечта совпадала с ленинской идеей монументальной пропаганды. Николай Николаевич активно поддержал идею памятника III Интернационалу художника-конструктивиста Владимира Татлина в виде спиралевидной башни, похожей на Вавилонскую. Но эту задумку так и не удалось осуществить. А вскоре закончился у Пунина его «роман с революцией».

Анна Ахматова и Николай Пунин.

Странный брак

В 1921 году судьба вновь свела двух Николаев – Гумилева и Пунина, причем при трагических обстоятельствах. Бывший и будущий мужья Ахматовой проходили по сфабрикованному чекистами делу «Петроградской боевой организации В.Н. Таганцева». В августе арестовали, а затем и расстреляли более сотни представителей научной и творческой интеллигенции Петрограда. Среди них был и Николай Гумилев.
А Пунина два месяца продержали в тюрьме, а затем отпустили за недоказанностью обвинения. Помогло заступничество Луначарского.
Через год Пунин близко сошелся с Ахматовой. В то время искусствовед с женой Анной Аренс и дочерью Ириной жил в так называемом Фонтанном доме, некогда принадлежавшем графу Шереметьеву. Неподалеку в квартире актрисы и художницы Ольги Глебовой-Судейкиной жила Ахматова. К тому времени она рассталась со своим вторым мужем – востоковедом Владимиром Шилейко – и переживала финал своего романа с пианистом и композитором Артуром Лурье.
19 октября 1922 года Ахматова побывала в квартире Пуниных, и ее очаровали Фонтанный дом и то, как Николай Николаевич и Анна Евгеньева сумели сохранить дореволюционную атмосферу. Сама Анна Андреевна была человеком бездомным и временно поселилась у Пуниных. Но это время растянулось на целых шестнадцать лет.
Брак Ахматовой и Пунина не был зарегистрирован, а Анна Аренс не только терпела близкие отношения мужа и поэтессы, но и тащила на себе весь груз этой странной семьи, поскольку только она одна имела постоянную работу. В Москве в эти годы жила такая же странная семья – Маяковский, Лиля и Осип Брики. Но там главным добытчиком был поэт.

Заключенный Пунин.

Страшное время

В 1935 году Пунина вновь арестовали и опять вместе с Гумилевым, только, понятное дело, не с Николаем, а с его и Ахматовой сыном Львом. Они попали под волну репрессий, вызванных убийством любимчика Сталина Сергея Кирова. Ахматова немедленно выехала в Москву и по совету друзей написала вождю письмо с просьбой вернуть ей мужа и сына. Аналогичное послание отправил Сталину и Пастернак. Результат оказался благоприятным. Следственное дело прекратили, обоих арестантов освободили в ночь на 5 ноября, и Пунину пришлось даже просить, чтобы их оставили в камере хотя бы до утра.
Николай Николаевич вернулся к прежней жизни, сделал неплохую научную карьеру – защитил кандидатскую диссертацию и возглавил кафедру западноевропейского искусства Института живописи, скульптуры и архитектуры. Однако отношения с Ахматовой прекратились. Все годы их совместной жизни Анна Андреевна не писала стихов, а после расставания она создала, возможно, свои лучшие творения, среди которых и знаменитая поэма «Реквием», в которой поведала о своем страшном времени.
После войны и на Ахматову, и на Пунина обрушились новые несчастья. В 1946 году вышло печально знаменитое Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», где Анна Андреевна названа «типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии». Ее исключили из Союза писателей, и началась ее травля в печати.
Травили и Пунина, обвинив его в пропаганде «развращенного» западного искусства и в возвеличивании таких «упаднических отщепенцев», как Сезанн и Ван Гог. Ахматова, дабы продемонстрировать лояльность советской власти, создала цикл стихов «Слава миру!», что позволило ей в 1951 году восстановиться в Союзе писателей. А «космополиту» Пунину в 1949 году инкриминировали «террористические намерения» и «контрреволюционную агитацию», арестовали и приговорили к десяти годам лагерей.
Так он оказался в Абези.

В «неряшливом» лагере

Слово «абезь» переводится с коми как «неряшливый». Разумеется, значение этого слова не имеет никакого отношения ни к лагерю, ни к его обитателям. Просто так называется расположенная рядом деревня, которую во второй половине XIX века основал крестьянин Абезь Миш, то есть Неряшливый Михаил.
В 1930-е годы возник поселок лесозаготовителей с таким же названием, в 1942 году – станция Абезь на железнодорожной ветке до Воркуты, а в 1949-м – лаготделение Минлага для инвалидов и нетрудоспособных политических заключенных.
Поэт Анатолий Ванеев в своих воспоминаниях «Два года в Абези» поведал, что режим заключения здесь был более жестким, чем в других лагерях. Вместо обычных заборов – многорядное ограждение из колючей проволоки. На своих спинах заключенные носили прямоугольные лоскутки с номерами. На окнах жилых бараков – решетки из толстых прутьев.
Осужденный за политические стихи Ванеев попал в этот лагпункт и, однажды заболев, оказался в больничном стационаре, где познакомился с Карсавиным и Пуниным.
Льва Карсавина, всемирно известного философа, выслали в 1922 году из СССР, а в 1949 году арестовали в Вильнюсе, где он преподавал в местном университете. Философ страдал от туберкулеза, а потому его, как нетрудоспособного, отправили в Абезь и поместили в лагерную больницу. По просьбе Ванеева Карсавин для своих соседей по палате прочитал нечто вроде курса обзорных лекций по истории философии. Пунин был не только одним из слушателей – он часто спорил с философом, полагая, что он сам не нуждается в Боге, а исторической наукой якобы установлено, что никакого Христа не было. Карсавин приводил доводы, доказывающие обратное. И так продолжалось изо дня в день. Беседам способствовало и то, что они имели пристрастие к крепкому чаю, а его им обоим присылали родные с воли.
В конце концов Пунин стал все чаще соглашаться с религиозным философом и даже как-то разобрал Евангелие от Иоанна с искусствоведческой точки зрения.
Такое взаимное обогащение, несомненно, скрасило пребывание этих мудрецов в лагере, но жить им оставалось совсем недолго. Карсавин умер в 1952 году. Через год не стало и Пунина.

P.S. «Все кончено»
За что Бродский не любил Пунина

Разрыв с Ахматовой Пунин переживал как личную трагедию, хотя через какое-то время нашел себе третью жену – Марту Голубеву. Ахматова не мыслила себя без любви, и в ее жизни появились новые мужчины – врач Владимир Гаршин, английский дипломат Исайя Берлин, а затем просто кружок молодых поэтов, с которыми у нее были дружеские и наставнические отношения. Среди них оказался будущий лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский, который относился к Пунину крайне отрицательно. Довольно резкий в своих суждениях поэт в одном из интервью заявил: «Пунины – одно из самых гнусных явлений, которые мне довелось наблюдать в своей жизни». Правда, речь шла в первую очередь о родственниках Николая Николаевича, прибравших к рукам архив Ахматовой. Но и самого искусствоведа он оценивал примерно так же, учитывая, что в период жизни с ним Анна Андреевна не писала стихов.
Однако Бродский признается, что Ахматова считала себя в какой-то мере виноватой в гибели Пунина, приводя в пример стихотворение 1921 года:
Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как бы то ни было, Анна Андреевна тяжело переживала смерть своего бывшего мужа и откликнулась скорбными стихами:
И сердце-то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя…
Все кончено. И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.

Игорь БОБРАКОВ.
Фото Игоря Сажина (могилы Пунина и Карсавина) и из открытых источников.