В числе шести восходящих звезд мировой оперы уроженец Республики Коми Алексей Лавров впервые вышел на сцену Метрополитен-опера в классической постановке «Богемы» Пуччини. 29-летний баритон, родившийся в городе Печора, спел партию музыканта Шонара.

С Алексеем Лавровым побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Олег Сулькин.

— Как вы готовились к роли в «Богеме»?

— Метрополитен сообщил, что мне дают эту роль, за полгода до премьеры. Я очень хотел полностью соответствовать требованиям именно этого театра. Занимался с главным пианистом театра Крейгом Рутенбергом, с главным пианистом этой постановки Джонатаном Келли. Этот опыт неоценим. Например, я научился петь свою партию в трех разных темпах. Мы все, молодые певцы, впервые встретились с дирижером Рикардо Фрицци.

Трудный выбор

— Вы еще очень молоды. И все-таки – какие вехи в вашей карьере для вас были самыми значительными?

— Во-первых, первый учитель. Опера была трудным выбором. В нашей семье нет музыкантов и любителей музыки. Я родился в городе Печора, учился в Сыктывкаре. Мой первый педагог Марат Козлов увлек, заразил меня любовью к оперной музыке. Он мне очень многое дал в плане технической певческой подготовки, в плане настроя на преодоление трудностей.

Никакой политики

— Вы пели на оперных сценах, участвовали в конкурсах в европейских странах, в России и США. Что, по вашим ощущениям, характерно для американской оперной практики?

— Давайте я сравню два театра — Большой и Метрополитен. Во-первых, в Большом все еще действует бесконтрактная система. Есть штатные исполнители. Солисты со стороны приглашаются очень редко. Разница с Мет — колоссальная! Мет приглашает солистов из многих стран, любых мировых звезд — дирижеров, режиссеров, сценографов, музыкантов, певцов. Здесь конкуренция огромная, тебе дышат в затылок десятки, сотни лучших профессионалов. Во-вторых, в Америке как будто нет градации «хорошо-плохо», здесь все «фантастик». Здесь тебе никто не скажет «очень плохо», это бы означало просто уничтожить человека. В России, когда тебе говорят «ужасно», ты не паникуешь, понимаешь — надо еще поработать.

— Что лучше для артиста — ложь во спасение или суровая правда?

— Полагаю, когда артист делает первые шаги, более приемлем американский подход, гуманный и щадящий. Когда же получен опыт и есть профессиональное понимание, желательно говорить артисту как есть, жестко объясняя, почему что-то не удалось и как сделать, чтобы получилось.

— Сегодня артистам часто задают вопросы о текущей политике, об их симпатиях в острых конфликтах. Вы готовы отвечать на такие вопросы?

— Музыка, опера не имеют ничего общего с политикой. Мы на сцене. Я плотно работаю с англичанином, человеком из Ямайки и американцем. За пультом стоит итальянец. Полная сценическая команда американцев. И я такой счастливый человек, что с ними работаю, что могу у них чему-то научиться. Хотите знать мой жизненный принцип? Я взял эту древнюю мудрость у Николая Рериха: «Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек — Учитель».

– Что, по вашим ощущениям, характерно для американской оперной практики, что ее отличает?

– Давайте я сравню два театра – Большой и Метрополитен. Во-первых, в Большом все еще действует бесконтрактная система. Есть штатные исполнители. Солисты со стороны приглашаются очень редко. Разница с Мет – колоссальная! Мет приглашает солистов из многих стран, любых мировых звезд – дирижеров, режиссеров, сценографов, музыкантов, певцов. Здесь конкуренция огромная, тебе дышат в затылок десятки, сотни лучших профессионалов. Во-вторых, в Америке как будто нет градации «хорошо-плохо», здесь все «фантастик». Здесь тебе никто не скажет «очень плохо», это бы означало просто уничтожить человека. В России, когда тебе говорят «ужасно», ты не паникуешь, понимаешь, надо еще поработать.

– Так что лучше для артиста – ложь во спасение или суровая правда?

– Я счастливый человек – я и то пригубил, и это успел попробовать. Полагаю, когда артист делает первые шаги, более приемлем американский подход, более гуманный и щадящий. Когда же получен опыт и есть профессиональное понимание, желательно говорить артисту как есть, жестко объясняя, почему что-то не удалось и как сделать, чтобы получилось.

– Сегодня артистам, деятелям культуры часто задают вопросы о текущей политике, об их симпатиях в острых конфликтах. Вы готовы отвечать на такие вопросы?

– Музыка, опера не имеют ничего общего с политикой. Мы на сцене. Я плотно работаю с англичанином, человеком из Ямайки и американцем. За пультом стоит итальянец. Полная сценическая команда американцев. И я такой счастливый человек, что с ними работаю, что могу у них чему-то научиться. Хотите знать мой жизненный принцип? Я взял эту древнюю мудрость у Николая Рериха: «Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек – Учитель».