Тридцать лет прошло с того дня, как умер покинутый всеми советско-английский журналист Виктор Луи, но исследователи и публицисты все еще называют его одной из самых мутных фигур московской богемы 60-80-х гг. XX века.
Про него ходил анекдот: если Виктор Луи заходил в ресторан, то все его посетители в среднем становились миллионерами. Это потому, что он сам владел изрядными суммами денег, семикомнатной квартирой в высотке на Котельнической набережной, дачей в Подмосковье с бассейном, сауной и теннисным кортом и хвастался, что у него коллекционных машин в гараже больше, чем у Брежнева. Но как советская власть могла себе позволить, чтобы в первой мире стране социализма открыто жил и открыто шиковал нувориш, женатый на англичанке и сотрудничавший с буржуазной прессой?
Ключ к разгадке следует искать в архивах интинского Минлага, куда он угодил в 1946 году по обвинению в шпионаже. Именно там, в приполярном лагере, как утверждает бывший сотрудник КГБ, ставший перебежчиком и добровольным агентом ЦРУ Юрий Носенко, у Виктора Луи начался роман с советскими спецслужбами. А они, в свою очередь, считая его весьма ценным кадром, закрывали глаза на его делишки и неслыханное по советским меркам богатство.
Куда приводят фантазии
Туман в его биографии начинается с самого его рождения. По сведениям выше упомянутого Носенко, Виктор Луи родился в 1922 году, по другим источникам – в 1928-м. Другой перебежчик Олег Гордиевский и английский историк Кристофер Эдрю утверждают, что настоящие имя и фамилия этого человека – Виталий Луй. Его род по отцовской линии вроде бы восходит к Восточной Пруссии, а сам отец сгинул в сталинских лагерях. Его мама, то ли дочь дворянина Волынской губернии, то ли еврейка, умерла от послеродовых осложнений.
Фактически он рос сиротой, но при этом хорошо учился и легко усваивал иностранные языки, что ему помогло в 1944 году устроиться на работу в американское посольство в качестве malchika na pobegushkah. Но быстро прогорел, когда взял деньги на покупку для дипломатов четырех билетов в Большой театр, а два из них кому-то перепродал по спекулятивной цене. Однако вскоре он сумел каким-то чудом занять должность секретаря бразильского посла и втихаря катать друзей на посольской машине. В итоге он стал завсегдатаем ресторанов «Метрополь» и «Националь», курил дорогие сигары, одевался по последней моде, имел знакомства с советской элитой и их чадами.
Ничем хорошим в те суровые годы такая жизнь закончиться не могла. Виктора арестовали в 1947 году в Ленинграде, куда он приехал с бразильским послом. После долгих месяцев допросов на Лубянке Луи решил сдаться, и, по его словам, поскольку фантазия следователей была весьма убогой, он сам сочинил свое дело, опираясь на прочитанные шпионские детективы. И «нафантазировал» себе вполне реальный приговор – 25 лет лагерей. Отбывать наказание его отправили в Минлаг.
Его университеты
После Великой Отечественной войны Сталин дал указание создать лагеря для особо опасных государственных преступников. И в 1948 году на карте ГУЛАГа появилось пять такого рода учреждений. Самым крупным из них был Особый лагерь № 1 возле поселка Инта. Поскольку ожидалась Третья мировая война, название лагеря не имело привязки к местности. А чтобы окончательно дезориентировать западные разведки, его вскоре переименовали в Минеральный лагерь (Минлаг). Он был рассчитан на 50 тысяч заключенных.
Попав в него, Виктор Луи поставил перед собой цель не только выжить, но и извлечь от пребывания в лагере максимальную пользу. Когда этап прибыл в Инту, колонну зэков построили и приказали: «Фельдшеры – шаг вперед!» Шагнул Виктор. Ему тут же дали шприц. И хотя он никогда не держал в руках медицинских инструментов, новоявленный зэк сумел сделать укол в задницу одного из товарищей по несчастью. Лагерному начальству этот аргумент показался убедительным, и Виктора отправили в «Сангородок», расположенный в поселке Абезь.
Отдельный лагерный пункт № 5 – так официально назывался «Сангородок» – занимал первое место по числу ученых и деятелей культуры на душу населения. Здесь отбывали срок известный искусствовед, третий муж Анны Ахматовой Николай Пунин, великий русский философ Лев Карсавин, будущий Блаженный католической церкви, епископ Григорий Лакота и другие. Среди них было немало иностранцев, а значит, представилась возможность совершенствоваться в языках.
Виктор был обаятелен и приветлив и быстро стал своим среди собратьев-зэков. Но именно такой человек был нужен лагерному начальству на роль стукача. Луи дал согласие и свою роль исполнял с блеском.
Бизнес за колючей проволокой
В интинском лагере Луи обучился не только языкам и стукачеству, но еще и освоил азы предпринимательства. Один из его солагерников сумел наладить производство ковров для начальства в обмен на сносные условия существования. Ткачеством занялись зэчки из соседнего лагеря. Красители добывались через вольнонаемных. Оставалась нерешенной одна проблема: где взять шерсть? И за ее решение взялся наш герой.
Делал он это просто. Как только в лагере появлялся новенький, он тут же подходил и интересовался, нет ли у того какой-нибудь старой шерстяной кофты или носков. Пусть старых и грязных. В обмен же он обещал самую ценимую лагерную валюту – хлеб.
Именно так он познакомился с будущим классиком советского кино Валерием Фридом, написавшим впоследствии вместе с Дунским сценарии фильмов «Служили два товарища», «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» и др. Об этом Валерий Яковлевич поведал в книге «58 с половиной, или Записки лагерного придурка». Никакой шерсти у будущего кинодраматурга не оказалось, но, узнав, что Фрид учился во ВГИКе, Луи взялся познакомить его с уже готовым киноклассиком Алексеем Каплером, получившим срок за роман с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой.
Когда знакомство состоялось, Каплер предупредил своего молодого коллегу:
– А пока что, Валерик, если вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с этим человеком.
Виктор, конечно же, обиделся, а старший товарищ продолжил:
– Вы думаете, я шучу? Совершенно серьезно: это очень опасный человек.
Впрочем, как свидетельствует сидевший вместе с Луи немецкий дипломат Эрих Франц Зоммер, другие зэки «говорили о нем как о весьма одаренном молодом человеке, хорошо устроившемся за счет редкого сочетания интуиции с интеллектом». В частности, Карсавин считал, что «это хорошо воспитанный молодой человек, достающий для него книги и задающий ему «пестрые» вопросы». Из чего философ сделал вывод, что Луи всерьез старается восполнить многочисленные пробелы в своем образовании.
Наверное, и то, и другое – правда.
На свободе
В 1956 году Виктора Луи освободили и реабилитировали. И наступил его звездный час. Он как Евно Азеф, умудрившийся в свое время руководить боевой организацией эсеров и одновременно служить агентом департамента полиции, мог считаться своим у диссидентов и московской богемы, работая при этом на КГБ.
Довольно быстро он сделал карьеру в западной журналистике. Начал с работы в московском бюро «Си-Би-Эс» и дорос до корреспондента крупнейшей лондонской газеты The Evening News и британского таблоида Daily Express. Им он за большие деньги продал стенограмму Пленума Союза писателей СССР, на котором исключили Бориса Пастернака, рукопись книги «20 писем другу» Светланы Аллилуевой, экземпляр романа «Раковый корпус» Солженицына. Наконец, он первым сообщил в октябре 1964 года об отставке Хрущева, а спустя пять лет переправил на Запад его мемуары.
За такие деяния он должен был схлопотать если не расстрел, то новые 25 лет лагерей. А он не только не был наказан, но сумел жениться на гражданке Великобритании, трижды поменять квартиру – каждый раз на все лучшую – и наконец приобрести дом в Переделкино.
Как такое могло случиться? Ответ прост: все это он делал с ведома и с помощью спецслужб. Книга Аллилуевой рано или поздно была бы издана на Западе и вызвала ажиотаж, но Луи переправил отредактированный писателями в погонах вариант. Та же история повторилась с мемуарами отставленного генсека. Публикация за рубежом романа Солженицына заблокировала выход «Ракового корпуса» в «Новом мире» и послужила началом гонений на писателя.
Советские шутники в те годы любили расшифровывать КПСС как «Кампания против Сахарова и Солженицына». И Виктор Луи принял в ней активное участие. В 1984 году он съездил в гости к Андрею Дмитриевичу в Горький, куда сослали опального академика, и сделал с ним видеозапись интервью для американской компании «Эй-Би-Си». При этом видеоролик на Лубянке смонтировали так, что по вставленным фото было видно, как Сахаров ест и читает американские журналы, хотя многочисленные западные СМИ сообщали о его голодовке протеста.
Выполнял он и особо деликатные поручения. В 1974 году Луи побывал в Чили и взял интервью у сидевшего в застенках коммунистического лидера Луиса Корвалана. Узник чилийской хунты решил, что это провокация, говорил сдержанно, но дал себя сфотографировать вместе со странным журналистом. Но этого было достаточно. В ЦК КПСС узнали, что их соратник жив и можно начинать операцию по его обмену.
P.S. «Мавр может уходить»
В годы перестройки Виктор Луи был отброшен на обочину жизни. Переход к рынку открывал для предприимчивого честолюбца новые возможности, но он не привык работать в условиях свободной конкуренции. Последнее, что он успел сделать, это передать на Запад материалы допроса летчика Матиаса Руста, умудрившегося приземлиться на легком самолете на Красной площади.
После этого начались проблемы со здоровьем – у Луи диагностировали рак, в Кембридже ему сделали операцию по пересадке печени. А через пять лет он скончался от сердечного приступа.
Игорь БОБРАКОВ.