15 марта — 40 дней, как с нами нет Алексея Моисеенко — заслуженного артиста России, солиста Республиканской филармонии, человека, вписавшего яркую страницу в историю республики.
2017-й мог бы стать годом круглых дат артиста. Он отметил бы свое 70-летие и 40-летие творческой деятельности, но… Не случилось. Сердце, уже задетое тремя инфарктами, не выдержало. 6 февраля Алексея Васильевича похоронили на Краснозатонском кладбище.

Алексей Моисеенко был азартным человеком.

Судьба лицедея

Обычный парень из Максаковки, отслужив три года на Тихоокеанском флоте, Алексей поступил в Московскую консерваторию им. П.И. Чайковского. Много лет работал в лучших театрах России, включая Мариинский. В том возрасте, когда большинство оперных певцов уже подумывают о завершении карьеры, вдруг улетел в Америку, стал «нью-йоркским соловьем». В возрасте за 60 — придумал и воплотил в Сыктывкаре оригинальный проект певческих дуэлей «Зарни калипкай» («Золотой жаворонок»), а затем еще и цикл концертов «Мои кумиры».
— Мы жили в советское время, когда одного таланта было мало, а сдерживающих барьеров слишком много, — в одном из интервью говорил певец. — Долгое время я, например, был «невыездным» из-за ссыльного деда. А из Мариинского театра, куда меня пригласил величайший дирижер Юрий Темирканов, вынужден был уйти из-за банальной бедности.

На Луну без скафандра

Так сложилось, что в Республиканском театре оперы и балета Моисеенко исполнил всего одну партию — Фигаро в «Севильском цирюльнике». Затем в театре наступило «время оперетты», и артист перешел в филармонию. В 1989-м, как только появилась возможность выезжать на Запад, он отправился в Германию. «Во Франкфурт я прилетел, имея 68 марок, — рассказывал Моисеенко. — Это было все равно что высадиться на Луну в трусах и без скафандра.
— На что вы надеялись?
— На то, что я тот самый певец, который будет нужен везде. Из телефонной будки, найдя номер в справочнике, я позвонил Эрике Менцель, издателю музыкального журнала в Гамбурге, и на итальянском языке «предложил» себя. «Вы хороший певец?» — спросила она. «Да, такой певец вам еще никогда не звонил». И я спел ей в трубку последнюю фразу из «Паяцев». «Это очень хорошо, приезжайте», — говорит г-жа Менцель, и тут я признаюсь, что у меня нет денег. После небольшой паузы Эрика спрашивает: «Куда вам их прислать?» Через несколько дней на главпочтамте я получил конверт, в котором были 100 марок и билет до Гамбурга. А еще через несколько дней начал репетировать с симфоническим оркестром гамбургской филармонии под управлением Вальтера Геллерта. С Эрикой Менцель мы сотрудничали потом много лет. Я объездил с концертами всю Германию. А потом… Серьезно заболела моя мама, и я вернулся в Россию.

«Нью-йоркский соловей»

В 1995 году Моисеенко рванул в Америку. Ему было 50 лет, и он торопился «выстрелить так, чтобы у всех зазвенело в ушах».
Попасть в Метрополитен-опера — все равно что перепрыгнуть Китайскую стену без разбега, поэтому двигаться в ее сторону он начал «с мостика», завел знакомства на Брайтоне. Однажды в русском ресторане «Санкт-Петербург» известный артист Миша Гулько познакомил Алексея с «очень влиятельным человеком».
Объявили: «Поет «золотой голос Брайтона». Моисеенко спел «Скажите девушки подружке вашей», после чего его ведут в отдельный кабинет, где мужчина в черной водолазке и с цепью на шее килограммов на 20 спрашивает: «На кой хрен тебе этот Метрополитен? Будешь работать у меня. Два покойника твои, восемь — мои». «Убивать, что ли?» — испугался артист. «Зачем убивать? Мыть будешь!» — отвечает, как выяснилось, король похоронного агентства.
– Удалось ли вам в итоге взять Китайскую стену?
– Да. Я написал резюме и получил приглашение на прослушивание в Метрополитен-опера, которое проводил художественный руководитель театра Джеймс
Ливайн. Представьте: зал на пять тысяч мест, и удивительная акустика! Я спел пролог из «Паяцев» и каватину Фигаро. И когда пел, у меня было ощущение, что сзади стоял ангел и махал крыльями, чтобы звук летел в зал… Когда все закончилось, ко мне подошла директор оперной труппы и сказала: «Вы убедили маэстро, что он не зря потратил на вас свое время».
К сожалению, все постановки в прославленном театре расписаны на много лет вперед. Попасть в обойму «с улицы» очень сложно. Спеть в спектакле Метрополитен-опера Алексею Васильевичу не удалось, но он прожил в Америке три с половиной года, занимаясь концертной деятельностью. Жил, кстати, в квартире матери Игоря Бутмана. «После одного из концертов мы разговорились, и она сама предложила мне переехать к ним, — вспоминал артист. — Они даже купили мне машину! Я не платил за жилье ни копейки. «Алексей, если вы хоть раз скажете мне о деньгах, я обижусь», — говорила Мариула Николаевна… Увы, когда столько уже было наработано, я встретился со своим первым инфарктом».

«Пусть неудачник плачет»

Вернувшись в Россию, Алексей Васильевич девять лет отслужил в Пермском оперном. «В театре, как в футболе, хочется играть в достойной команде, — объяснял он свой выбор. — Хочется соревноваться». С труппой Пермского театра он объездил всю Европу. Его там любили. Но случился второй инфаркт…
Уезжая из Перми, он выкупил у театра два своих сценических костюма — Германа из «Пиковой дамы» и Хозе из «Кармен». Конечно, артист надеялся, что они пригодятся ему в Сыктывкаре и он споет любимые партии на сцене Республиканского театра оперы и балета. Увы, в дирекции нашего театра сообщили, что в его услугах не нуждаются. «Что ж, в этом костюме меня и похороните», — говорил артист жене, раз в год доставая китель Германа, осматривая, все ли пуговицы на месте, не протерлась ли шерсть. Валентина Жиделева выполнила просьбу мужа…
Алексей Моисеенко с одинаковой отдачей пел на сцене оперных театров Австрии, Швейцарии, Норвегии и в сельских клубах по всей республике. Одинаково просто держался перед послом Ватикана и перед зэчками исправительной колонии. И еще он никогда не забывал того мальчишку, который учил свои первые арии, слушая их у столба с репродуктором в родном поселке.
Человек страстный, азартный, он был по жизни игрок. Такой же, как любимый им Герман. Ловил миг удачи и на судьбу, которая мотала его от Максаковки до Брайтон-Бич, никогда не жаловался. А чего, собственно, жаловаться? Жизнь артиста была яркой, красивой. Ну а смерть… Значит, так уж карты легли…

Лиля ВОВК.

Фото Дмитрия Напалкова.