Кровавая драма, разыгравшаяся в конце декабря на Ямале, не оставила равнодушными оленеводов Большеземельской тундры. Оленеводы, получающие информацию напрямую от ямальских коллег, убеждены, что конфликт, вспыхнувший между местным оленеводом Даниэлем Пяком и менеджерами Газпрома, связан с проблемами в российских законах.
Андрей Ходаков и Денис Свистунов.
Одним выстрелом
По сообщению «Лайф Ньюс», трое братьев Пяк встретились возле одного из своих стойбищ с двумя пьяными охотниками. Оленеводы заявили, что земля принадлежит им как представителям малого народа и что охотиться здесь нельзя. Но это только обострило ситуацию.
Один из охотников выстрелил из дробовика в направлении оленеводов, и двое братьев упали. Тогда третий брат, Даниэль, ответными выстрелами «уложил» обоих охотников.
Пяк, согласно его показаниям, не подходил к своим «оппонентам» и не выяснял, живы ли они. Вместо этого он положил своих братьев на сани и помчал их в чум. Они оказались раненными относительно легко. Наутро Даниэль вызвал санитарную авиацию. А вот о перестрелке в правоохранительные органы он ничего не сообщил.
Позже выяснилось, что охотниками были двое высокопоставленных служащих Газпрома — начальник установки получения дизельного топлива Денис Свистунов и начальник ремонтно-механических мастерских Андрей Ходаков.
Через два дня после их исчезновения обеспокоенные родственники нашли в тундре мертвые тела. Даниэль Пяк взят под стражу. По его версии, все выглядит как самооборона, но обвинение предъявлено по статье «Убийство двух лиц». Один из братьев Пяк с простреленным плечом находится в больнице. Ранее ТАСС сообщало, что роковой конфликт между менеджерами Газпрома и оленеводами произошел в ходе совместной охоты.
Георгий Пасынков (справа).
«Техасские» ковбои в тундре
«Трибуна» связалась с руководителем оленеводческого хозяйства «Красный Октябрь» воркутинцем Георгием Пасынковым. Георгий Петрович один из самых авторитетных оленеводов Большеземельской тундры. В 90-е годы прошлого века он руководил воркутинским СПК «Оленевод» и активно боролся против тундрового браконьерства.
В «лихие» девяностые нападения на стада домашних оленей в Большеземельской тундре приняли характер массовой эпидемии. Случалось, городские стрелки спаивали пастухов и после этого безнаказанно расстреливали животных.
А в некоторых случаях они применяли тактику техасских похитителей скота: ружейный патрон снаряжался картечинами, соединенными между собой тонкой струной. Такой заряд, выпущенный из ружья, производил в полете пронзительный визг, смертельно пугающий животных. Стадо разбегалось по тундре, где оленей расстреливали со снегоходов как якобы «диких».
В оленя – как в копеечку
— Уже в те годы оленеводы ставили вопрос о внесении изменений в действующие законы, — вспоминает Георгий Пасынков. — Дело в том, что на Севере, в тундре дикие олени как вид практически исчезли. Все животные в Большеземелье либо имеют хозяев, либо когда-то имели, но отбились от стада. Но это значит, что юридически олень – это такое же имущество, как корова или коза в Средней полосе. И ведь никому не приходит в голову хвататься за ружье и палить в корову, которая гуляет по лугу или щиплет траву на лесной полянке. А с оленями все происходит именно так — достаточно отбившемуся от стада животному подойти слишком близко к зимнику нефтяников, геологов или к круглогодичной дороге газовиков, тут же находятся ухорезы, которые вытаскивают из-под сиденья автомобиля ружье и палят в животное, как в копеечку.
— Но раз это делается незаконно, человека можно привлечь к ответственности?
— В тундре камер видеонаблюдения не наставишь, лишних глаз тоже нет, а потому доказать факт расстрела домашних оленей всегда очень сложно. Чаще всего просто фиксируется — олень пропал по невыясненным причинам…
Но даже если бандюг хватают за руку, то и тогда их судят за нарушение правил охоты, за браконьерство и так далее. Доказать, что это не браконьерство, а элементарное воровство, хищение чужого имущества, сложно, да этим полиция и не заморачивается. «Стрелок» всегда может сказать: когда стрелял, то был уверен, что — в «дикаря». Вот почему мы всегда настаивали на введении полного запрета охоты на северных оленей. Чтобы человек, который расчехлил ружье в тундре, знал — он совершает преступление не только против природы, он ворует имущество других людей. И отвечать должен именно как вор.
Помимо этого, мы много лет настаивали на создании экологической полиции, она нужна в тундре, как воздух. Но ни одно из наших предложений в этой части Госдума не услышала.
Как результат — стрельба в оленей продолжается. Этому способствует и активное освоение тундры. При строительстве газопровода Бованенково – Ухта вдоль всей трассы проложена дорога. Ею пользуются не только газовики, но и так называемые «охотники» на северных оленей. В тундру они выезжают на быстроходной технике, денег и оружия у них хватает. Конечно, оленеводы сильно раздражены таким давлением. И в какой-то момент у некоторых из них сдают нервы…
— Что-то подобное произошло и в стойбище братьев Пяк?
— Я не могу комментировать эту конкретную трагедию — свое слово должны сказать правоохранительные органы. Но фон, на котором разыгралась эта кровавая стычка, одинаковый для всего Севера: правовой вакуум стимулирует браконьеров всех мастей под видом охоты покушаться на личное имущество оленеводов.
Для понимания ситуации скажу и еще об одном: минувший год для оленеводов Ямала был по-настоящему страшным, из-за неблагоприятных погодных условий погибло около ста (!) тысяч оленей. Конечно, жители тундры теперь к каждому выжившему оленю относятся как к драгоценности. А если на их глазах кто-то готов был покуситься на их животных, на их родовые угодья, реакция могла быть любой. Вот и случилось то, что случилось…
Владимир ОВЧИННИКОВ.