«Трибуна» продолжает серию публикаций, посвященных 50-летию Сыктывкарского лесопромышленного комплекса. В предыдущих номерах (от 3 и 10 мая) мы рассказали о том, как рождался сам проект, и о начале строительства ЛПК.

Николай Балин.

Честь запустить 25 июня 1969 года Сыктывкарский ЛПК выпала выходцу из Кировской области, опытному специалисту-лесопромышленнику Олегу Ширяеву, но в должности директора комбината он проработал недолго — до мая 1970-го. Главным именем, символизирующим первые 19 лет работы «гиганта на Вычегде», по праву стало имя Николая Балина.

«Адмирал бумажного флота»

Уроженец Вологодской области Коля Балин даже не думал о карьере промышленного генерала. Возможно, он мечтал стать адмиралом. Что и обусловило его выбор: он уехал в Ленинград и окончил там Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф. Дзержинского. И даже четыре года прослужил на Тихоокеанском флоте.
Николая уволили в запас по сокращению штатов, и он вернулся на родину, устроившись рядовым инженером-энергетиком в управление лесной промышленности Вологодского совнархоза. Дипломированный морской инженер, конечно, не мог догадываться, что судьба разворачивает его на совершенно иную стезю, на которой ему как раз и суждено будет занять настоящий генеральский пост.
Незримое око всесоюзного отдела кадров вычислило его. Благо Коми АССР располагалась совсем рядом. Николай Балин получил путевку в Сыктывкар – его командировали на должность главного энергетика строящегося Сыктывкарского ЛПК.
Именно Балин закладывал фундамент будущей ТЭЦ 12 июня 1964 года. Но заложив его, Николай Николаевич сразу вышел на новые рубежи. Ему предстояло, что называется, наполнять строящиеся цеха производственным содержанием. А это, стоит заметить, всегда непросто. Тем более при таких масштабах.

Ура, мы ломим!
Поставляют — шведы

Утверждая план строительства Сыктывкарского ЛПК, Минбумпром СССР, помимо собственно выпуска бумаги и картона имел в виду и дальнейшее развитие бумажного машиностроения. Но к моменту выхода решающего постановления ЦК КПСС и союзного Совмина от 7 апреля 1960 года стало понятно, что если ждать, пока заработают соответствующие буммашиностроительные заводы, сыктывкарский комбинат будет запущен, дай Бог, лишь в 70-х
годах.
Поэтому для руководства республики и дирекции СЛПК встала важнейшая задача — «пробить» импортные машины. Это было крайне непросто, учитывая, что на строительство Сыктывкарского ЛПК и без того тратилась десятая часть общесоюзных отраслевых капиталовложений. Тем не менее, усилия лоббистов из Коми увенчались успехом: на производство картона им утвердили японскую Mitsubishi, на бумагу — шведскую KMW. Для этого выделили 40 млн долларов – очень серьезная по тем временам сумма.
И в 1965 году Николай Балин отправился на несколько месяцев в Швецию. Для стажировки и, так сказать, обвычки к новому оборудованию. Вернулся он уже на должность главного инженера — то есть фактического руководителя комбината.

Японцы в белых перчатках

Первое оборудование из Швеции и Японии пришло с точным соблюдением сроков, указанных в контрактах. Привыкшие к советской медлительности строители лесопромышленного комплекса на это явно не рассчитывали, а потому не построили теплые склады для чувствительной техники. Возводить их пришлось в экстренном порядке.
Вслед за самим оборудованием в Сыктывкар прибыли и зарубежные специалисты. Сначала — для пуска картона — из Японии. Вот как об этом вспоминал бывший главный инженер Сыктывкарского ЛПК, на тот момент начальник картонно-бумажной фабрики Виктор Фридман:
«Штат картонно-бумажной фабрики, которая еще только строилась, составлял всего семь человек. Будучи приверженцем точности и аккуратности, я еще более утвердился в этом на примере шеф-монтажников картоноделательной машины — японских специалистов из фирмы Mitsubishi, которые каждый день меняли белые перчатки, а при монтаже оборудования старались соблюдать точность в сотые доли миллиметра. Я тоже, проверяя качество строительства, лично простукивал каждую плитку в массном бассейне и заставлял ее переделывать, если была плохо закреплена; вообще ругался со строителями, требуя непременно и быстро устранять выявляемые недоделки, напоминая, что иначе процентовки на зарплату не будут подписаны. Что же касается специалистов, то мы вызывали их с других бумкомбинатов; к тому же мы посылали своих людей стажироваться в Японию, Швецию и Францию» (цитируется по № 15 газеты «Огни Вычегды» от 16 апреля 2004 г.).

Первые тонны

В 1966 году на Сыктывкарском ЛПК заработал первый котел производительностью 75 тонн пара в час и первая турбина мощностью 12 мегаватт. Это означало, что «печень», которой предстояло вырабатывать «энергетическую кровь» для комбината, готова и можно переходить к заключительной стадии — возведению варочных котлов и пуску собственно бумагоделательных машин (БДМ).
В декабре 1968 года заработал древесно-подготовительный цех. 21 декабря прошла пробная варка целлюлозы, закончившаяся… взрывом. Как оказалось, монтажники забыли открыть на трубе заглушку, это и явилось причиной взрыва. Повторная варка была назначена на 28 декабря. На сей раз действовали уверенно и осмотрительно, и 30 декабря 1968 года на СЛПК были получены первые тонны целлюлозы.
Пора было запускать машины. Но, естественно, реальный первый пуск и официальный не могут совпадать по времени. Так было и на Сыктывкарском ЛПК. Первый продукт на БДМ был получен на три месяца раньше. И был он отнюдь не картоном (как это случится в июне), а «ролевой целлюлозой». Так сказать, протокартоном.
Из воспоминаний Виктора Фридмана:
«В декабре 1968 года была получена первая целлюлоза, и надо было уже готовить картоноделательную машину к запуску. В дни перед пуском оставалось еще столько дел, что я обычно спал на раскладушке прямо в рабочем кабинете… И вот 31 марта целлюлоза впервые подана на КДМ. Машина была заправлена с первой попытки — редчайший случай при пусках. Видимо, сказалась неплохая подготовка персонала, а главное — самоотверженный, вдохновенный труд рабочих и инженерно-технических работников, тогда буквально влюбленных в свое дело. В итоге мы намотали ролевой целлюлозы практически целый тамбур, чтобы удостовериться: КДМ работает нормально. Потом о накат была разбита бутылка шампанского (пуск КДМ в эксплуатацию был отмечен как спуск на воду нового корабля). А уж это позволило в июне того же года получить настоящий картон».

«Для того и живем!»

А вот интересные подробности от ветерана СЛПК Аркадия Кисетова, тогда — начальника КДМ:
«Я уже до того имел опыт работы на других машинах и потому в тот день переживал не за то, что мы не сделаем картон, а за людей, чтобы они на радостях не бросились к машине и кто-то не попал в нее… В тот день, беспокоясь за людей, я огородил картоноделательную машину канатиком. Вечером подошло начальство, спросило, для чего это ограждение. Ну я отвечаю, чтобы при пуске люди, бросившись к машине, не попали в нее. «Ну, дело ваше!» А и впрямь ночью, когда машина заработала, люди бросились к ней, пришлось все равно чуть ли не водой из шланга разгонять самых ретивых и любопытных!..»
Как пишет автор цитируемого издания Юрий Саратовский, «после пуска все стали рвать полотно на куски — себе на память — с автографами всех главных участников, в том числе, конечно, японских шеф-монтажников. Эти заветные куски картонообразного полотна все участники того события хранят доныне как едва ли не самую дорогую реликвию.
На одном из них — крупный автограф Виктора Григорьевича Фридмана: «Для того живем!»
Впереди еще было много работы, но комбинат уверенно выруливал на финишную прямую своего строительства, монтажа и пусконаладки.

Валерий ВАЛЕНТИНОВ.