Обитатель дома-интерната рассказал журналистам и правозащитникам о том, какие порядки царят в «богоугодных заведениях» Коми.

Эх, как бы дожить бы

В Коми сегодня действуют 15 домов-интернатов для престарелых и инвалидов. Как живут там старики, никого, кроме немногочисленных родственников и тех, кому это положено по долгу службы, особо не интересует. Пока ты молод и полон сил, всегда кажется, что чаша сия тебя не коснется. Ты проживешь долгую жизнь и встретишь старость в окружении любящих близких. Хорошо, если так. Но ведь количество домов призрения (от слова «призор» – забота, а не презрение!) не уменьшается.
Несмотря на то, что федеральные чиновники приняли недавно целую Стратегию действий в интересах граждан старшего поколения, где вводится термин «активное долголетие», в большинстве интернатов в ходу другое словечко — «дожитие». При этом каждому пациенту хочется, чтобы это дожитие не было унизительным…

Бардак в «мужском монастыре»

Четыре года безногий слепой инвалид Валерий Ветошкин мыкается по домам-интернатам. Сначала был «мужской монастырь» в Усогорске. Так называли свое учреждение сами постояльцы за аскетизм в условиях содержания. В бывшее общежитие болгарских лесорубов перевели тех, кто выжил после пожара в доме-интернате поселка Благоево. (Пожар, напомним, случился в 1998-м, в нем погибли 12 стариков). Ветошкин появился здесь в 2013-м.
— С первых дней мои отношения с администрацией не заладились, — рассказывает он. — Там был бардак, с которым я стал по-своему бороться. Медсестер было не докричаться, я выползал на коленях в коридор и стучал дверью об стену. На этот грохот они прибегали. Ходить было очень больно, потому что колени тогда еще не привыкли, а коляски, протезов и наколенников у меня еще не было. Я жаловался, что в комнате двум инвалидам-колясочникам не развернуться, что никакой реабилитационной программы со мной не проводится и что за несколько месяцев меня ни разу не вывозили на улицу. «Что ты такой шебутной, чем ты недоволен?» – сердилась директор. А я гнул свое и дозвонился до одной республиканской газеты. Была проверка прокуратуры, поднялся шум, но пошла и движуха. Мне выписали коляску, свозили в Сыктывкар на протезирование, выписали все, что положено слепому. Директор интерната в отместку подала на меня в суд.
На беспокойного и не в меру требовательного постояльца было составлено немало служебных записок. В свидетели пошли соцработник и шеф-повар, с которыми у Ветошкина были свои «разногласия».
— Я просил на обед второй кусок хлеба, потому что постоянно не наедался, но мне отвечали: «Все по норме». Я не ем пшенку и манку, просил дать взамен что-нибудь другое, но в ответ: «Не положено». Верните тогда мои деньги, я буду сам покупать еду. «Нет, мы так не можем». «Поел, поспал и будь доволен» — такая позиция была у дирекции в отношении постояльцев. И я там… бухал, не скрою. Потому что делать было нечего. Хоть бы тренажерный зал был, гирьки какие. Так нет же! Вдруг я кого ударю. Спорт нельзя, кошку нельзя, даже резиновую женщину нельзя, — возмущался Ветошкин.

Утки «летят» в умывальник

Из Усогорска в декабре 2014-го Ветошкина перевели в Печору, но новый дом ему тоже не понравился. «Стены сыплются, двери валятся, санитарки выливают содержимое уток в умывальники. Буфетчицы, которые раздают еду, там же потом моют посуду, вилки-ложки… Я снова поднял шум. Хорошо, старшая медсестра меня поддержала». С марта 2017-го Ветошкин проживает в Емве.

Уберите – воняет!

Корреспондент «Трибуны» встретился с «нарушителем спокойствия» в сыктывкарском офисе правозащитной организации «Мемориал», куда он при помощи друзей приехал за поддержкой. Дело в том, что двое сотрудников ГБУ «Республиканский Княжпогостский дом-интернат для престарелых и инвалидов» написали заявления в районную прокуратуру по фактам «унижения чести и достоинства». Обе женщины считают, что Ветошкин оскорбил их словесно.
По версии же инвалида, в первом случае он сделал замечание сотруднице за то, что она вытирала обеденный стол в их комнате в грязных перчатках, а во втором – посмел попросить освежить воздух, когда та меняла памперс его лежачим соседям. «Каждые четыре часа должны менять, а меняют два, от силы три раза в сутки. Бывает, по 12 часов человек лежит в грязном. И воняет в комнате… Это они начали мне грубить», — уверяет Валерий Михайлович.

Не докричаться

Несмотря на слепоту и отсутствие обеих ног, Валерий Ветошкин выглядит бодро. Ему веришь. В том числе потому, что у мужчины отличная, аргументированная речь, без всяких вставок и послесловий, которыми страдают все, кто хоть раз побывал «на зоне». Он, кстати, не скрывает, что бывал там, и не раз. «Но я и представить не мог, что в доме-интернате будет хуже, чем в тюрьме», — удивляется он.
— С первого дня, как поступил сюда, я был шокирован отношением санитарок к пациентам. Полы моют раз в день, не два, как положено. В коридорах порожки, через которые я не могу проехать на коляске. Медпост на другом конце коридора — не докричаться, кнопки вызова не работают. Чтобы мне померяли давление, я на коленках ползу на медпост. Я, бывает, на этот пост по 15 раз за день ползаю. Коленки ночью гудят, не уснуть.
– Или вот еще несколько бытовых подробностей, – продолжает инвалид. – Туалет на этаже один на 22 человека, дверь не закрывается, и он общий для женщин и мужчин. Я по нужде стараюсь ночью ходить, когда точно знаю, что никто не зайдет. Унитаз голый и всегда сырой, стульчака нет. Трачу свою бумагу, а ведь бумага у нас по норме — рулон на месяц.
Здесь же, в туалете, единственный умывальник и ванна. Банщица всегда ворчит, когда моюсь, чтобы не брызгал на пол. Там, оказывается, слива нет. 13 лет интернату, давно уже можно было сделать! При этом мыться мне никто не помогал, пока я не отвоевал, чтобы кто-то хотя бы рядом сидел. Кто мне воду отрегулирует, мыло подаст, если упадет? Я слепой и безногий – не смогу. С боем пришлось добиваться и того, чтобы у меня появился столик для приема пищи. Мне клали обед на тумбочку, которая без колесиков, и ее просто так не придвинешь. Я брал тарелку и ел на весу, пока не надоело. Объявил голодовку. 12 дней не ел, но добился.
— Девочек-санитарок я понимаю, многие разрываются на два учреждения, — продолжает Ветошкин. — Смену работают у нас, а потом идут в психоневрологический интернат, что открыли недавно рядом с нами. Я им говорю: отстаивайте свои права, это же грубое нарушение. Но они боятся, что уволят, потеряют работу. Третий интернат – и везде бардак. Но в Емве, пожалуй, настоящий беспредел. Он такой безалаберный и бездушный! Из-за порогов я не могу пользоваться коляской, выхожу на крыльцо покурить ползком. Лифта нет, а на втором этаже живут две бабушки лежачие и три колясочника. Случись пожар — кто их на улицу вывезет? Они там и сгорят! Были у нас проверки, но нарушений не нашли. Куда смотрят, я не понимаю.

Упал – отжался

Во время встречи в Сыктывкаре Валерий Михайлович показал нам ответ от регионального Министерства труда, занятости и социальной защиты населения. В нем — разъяснение по нескольким его конкретным вопросам и одновременно, как бы вскользь, намек на то, что за нарушения правил внутреннего распорядка администрация учреждения вправе расторгнуть с ним договор о предоставлении социальных услуг.
— Вы и здесь пьете?
— Нет, здесь я не пью. И не буду, потому что директор только и ждет, когда я сорвусь, — говорит инвалид. — Отжимаюсь, делаю силовые упражнения, иначе давно бы зачах. Мои соседи — один мой ровесник, другой моложе меня – уже махнули рукой. Поели — и спать. А я люблю двигаться. Если не буду двигаться — умру. Я — человек и имею право жить в нормальных условиях…

Лиля ВОВК.

ПОСТСКРИПТУМ

Такой у него характер?

«Трибуна» обратилась за комментариями к руководству Княжпогостского дома-интерната для престарелых и инвалидов.
— Я регулярно делаю обходы, общаюсь с постояльцами и скажу, что Ветошкин — единственный, кто постоянно жалуется. Причем даже не мне, а почему-то сразу в газету, в прокуратуру, МЧС, правозащитникам, — говорит директор интерната Андрей Лопатин. — Если бы у нас были нарушения, то у меня были бы акты и предписания, а их нет. Проверки у нас бывают регулярно. Пожарные вот буквально два дня назад были и ничего не нашли. У нас есть постояльцы гораздо более сложные, чем он, но не требующие к себе столько внимания. Женщина-колясочница, например, ездит по коридору и на улицу, ей никакие порожки не мешают, а Ветошкин своей коляской принципиально не пользуется, он на нее личные вещи складывает. В интернате сегодня 50 постояльцев, и практически все, даже слепые со второго этажа, сами спускаются в столовую, а ему приносят еду в комнату. Этот человек был до нас в двух интернатах, и в каждом у него были конфликты.
— Просто характер у человека уже такой, — считает специалист интерната по кадрам Наталья Ковалетова. — Я поначалу тоже прониклась доверием, когда везла его из Печоры. Он мне много о себе рассказывал, и здесь в первое время ему помогала, поддерживала. А потом девочки-санитарки стали жаловаться, что он их матом посылает, оскорбляет. Кнопок вызова у нас никогда не было, у нас не больница. Его комната находится рядом с постом охраны, так что ему звать никого не надо…